«Возвращайтесь в свои джунгли» Люди вышли даже на Красную площадь: как после смерти Сталина страна утонула в расизме
Фото: Сергей Батурин / РИА Новости
Власти СССР активно продвигали идею дружбы народов, ставшую одним из ключевых дискурсов советской эпохи. Но плакатные лозунги были далеки от реальности. Несмотря на старания чиновников, бытовой расизм незаметно распространился по Союзу. С концом эпохи Иосифа Сталина он только усиливался. Он был повсюду — от шуток и анекдотов до стереотипов и откровенно националистических идей, которые становились причинами бесконечных преступлений на национальной почве. Так 60 лет назад — в начале декабря 1963 года — страну потрясло жестокое нападение на ганца Эдмунда Ассаре-Аддо. После того как его изувеченное тело нашли на обочине дороги в пригороде Москвы, на Красную площадь вышли сотни африканских студентов, устроив несанкционированную акцию протеста против расизма. Подобные инциденты — специализация Джеффа Сахадео, историка, профессора Карлтонского университета (Канада), специалиста по истории Восточной Европы, Кавказского региона и Центральной Азии. На русском языке вышла его книга «Голоса советских окраин: жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве» — результат четырехлетнего полевого исследования, сотен бесед с очевидцами эпохи и детального изучения проявлений расизма и дискриминации на просторах «самой большой страны на свете». С разрешения издательства «Новое литературное обозрение» «Лента.ру» публикует отрывок. В рассказах Жылдыз Нуряевой чувство изоляции сменялось ощущением включения в сообщество. Спустя годы после того, как в ее первую поездку на электричке в городе на нее бросали недоброжелательные взгляды, случился неприятный случай в общежитии МГУ: «Однажды [в 1980 г.] мой муж и его друг пришли к нам в гости Моя [русская] соседка по комнате мыла пол и что-то бормотала себе под нос. Мы прислушались, и оказалось, что она ругается на нас: „Эти черномордые, мы на них работаем, а они живут за наш счет“».
Книга Сахадео Д. (Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве)
Нуряева сообщила об этом эпизоде руководству университета, и соседку перевели в другую комнату, пригрозив ей исключением, если она не извинится. Нуряева сочла, что в этом нашли уместное выражение московские иерархии: «Моя мама была театральным режиссером, отец — инженером, муж и его друг были из интеллигенции. Конечно, недопустимо, чтобы какая-то девица из русских лесов могла оскорбить нас только потому, что цвет ее кожи и разрез глаз были не такими, как у нас». Для Нуряевой культура и статус были определяющими факторами для включения в динамично развивающийся мир Москвы. Рассказ Нуряевой подчеркивает космополитический характер Москвы. Мигранты со всего Советского Союза претендовали на законное место не только в столице, но и в «Европе», которую они считали принципиально отличной от своих «азиатских» домов. При этом они стремились разрушить расовые, культурные и пространственные бинарные представления.
Фото: Владимир Акимов / РИА Новости
Таджик Арьян Ширинов считал, что оказался в Европе, а не остался «там, на Востоке» благодаря постоянному стремлению к самосовершенствованию. Орузбаев заявлял, что его знания — в частности, в области европейской поэзии — ставят его выше большинства москвичей. Минакши Тапан отметил, что западные мигранты из Азии и Африки продолжают рассматривать Европу как пространство с великой культурной историей, открывающее большие экономические возможности. Считая себя европейцами или хотя бы чувствуя себя частью Европы, мигранты — как с окраин бывших западных империй, так и из советских республик, — часто с самого детства стремились приобщиться к богатству и престижу центра своего мира.
Их вдохновляли истории успеха, рассказанные родственниками или другими людьми, которые путешествовали в европейские столицы или работали там
Когда идея Европы у мигрантов перестала связываться с идеей этнической или расовой исключительности ее населения, это позволило им противопоставить свое стремление к интеграции нетерпимости со стороны принимающего населения. Объявить себя частью принимающего сообщества или европейцем означало найти свою противоположность — тех, кто был исключен, не был частью Европы. Жители восточных и южных регионов СССР тоже выделяли «своих» и принимали другие меньшинства со своей родины. В то же время русские, будь то ленинградцы, москвичи или приезжие сельские жители, могли стать для них чужаками — когда те были невежественны или проявляли нетерпимость по отношению к другим, предавая современные советские ценности, символами которых выступали пространства Ленинграда и Москвы. Некоторые нерусские студенты и уже обученные специалисты противопоставляли себя торговцам с Кавказа и из стран Средней Азии, которые не соблюдали нормы европейской культуры, не умели надлежащим образом себя вести и одеваться или даже не знали правил русского языка.
Фото: Стеченцев Владимир / ТАСС
Многие татары считали, что из-за торговцев, приехавших с Кавказа и из Средней Азии, под угрозой был их имидж как части принимающего городского сообщества, заработанный с большим трудом за долгую историю жизни татарских общин в Ленинграде и Москве, жизни с соблюдением социально-экономических правил городских пространств.
С конца 1970-х и в 1980-е годы они все же услышали первые оскорбления в свой адрес
Эти татары связывали то, что их стали называть «черными» и «неместными», со своим фенотипом, схожим с фенотипом вездесущих уличных торговцев с Юга СССР; к тому же они исповедовали одну религию. А азербайджанец Фуад Оджагов с осуждением смотрел на «своих» земляков из сельской местности, которые в основном общались только с представителями своей нации и вели себя слишком агрессивно с покупателями, навязывая им товары. По его мнению, именно из-за такого поведения среди русских и начал формироваться расизм по отношению к приезжим, который потом ярко проявился в последние годы перестройки и после распада СССР.
Фото: Вячеслав Киселев / РИА Новости
Другие мигранты с Юга тоже критиковали азербайджанских торговцев. Орузбаев считал азербайджанцев «более темпераментными», чем другие народы Кавказа: они очень быстро вступали в споры с местными жителями по поводу качества и цены своих товаров. А Азамат Санатбаев приговаривал: «Где кавказцы, там и коррупция». Советские шутки о приезжих с Кавказа, по его мнению, имели под собой реальные основания, но оскорбляли выходцев из Средней Азии, которых в этих шутках смешивали в одну группу с кавказцами как «черных». Подобные стереотипы, возникающие в нарративах мигрантов, основывались на некотором смешении социальных и культурных качеств людей с их национальностью и расой. Представления о грубых и напористых кавказцах, которые благодаря своей хитрости добились финансового успеха, и о скромных, спокойных выходцах из Средней Азии сложились еще в конце XIX в. и легли в основу советских национальных стереотипов уже в современном индустриальном социалистическом обществе, возглавляемом русскими.
Фото: Рудольф Кучеров / РИА Новости
Но самым ярким образом чужаков на улицах Ленинграда и Москвы для советских темнокожих мигрантов выступали африканские студенты. Санатбаев и другие с детства видели мультфильмы и расистские карикатуры, которые привили стереотипы об африканцах как о неразвитых, невежественных и непонятливых обитателях джунглей. Кист-Адад и другие ганцы, которые учились в Советском Союзе, постоянно, даже от детей, слышали расистские фразы, такие как:
Возвращайтесь в свои джунгли
Эти предрассудки складывались в нарратив о мигрантах из Средней Азии и Кавказа как о ведущих народах: студенты из восточных регионов позиционировали свои народы как «восточных» лидеров дружбы народов, которые приобщат африканцев к европейским ценностям.
Фото: Евгений Тиханов / РИА Новости
Фаршад Хаджиев, говоря о подобном наставничестве в московских студенческих общежитиях в 1980-х гг., отмечал, что руководство университета тщательно следило за тем, как советские студенты взаимодействуют с «гостями», которые прибыли в СССР в рамках кампаний борьбы за влияние в холодной войне. Он рассказывал о случае на танцевальном вечере: «У нас возникло недопонимание [со студентом-африканцем], и я ударил его. Было дисциплинарное собрание, и меня чуть не выгнали из комсомола. Спрашивали, как я мог ударить приглашенного студента на глазах у всех». Но подобная официальная реакция встречалась неповсеместно: часто самих «агрессивно настроенных» африканцев винили в жестоких столкновениях с другими — в основном русскими — студентами, даже после того, как были предприняты действия для снижения расовой напряженности в середине 1960-х гг.
Фото: В. Зеленова / РИА Новости
Кавказские и среднеазиатские студенты разделяли негодование ленинградцев и москвичей по поводу того, что африканским студентам предоставлялись различные привилегии, хотя на своем опыте они сами хорошо знали, как к ним относились из-за системы квот в советских университетах.
Африканцы получали более высокие стипендии — до 90 рублей в месяц, в отличие от стандартных 30 рублей, которые выдавали большинству советских студентов, и это при том, что они получали также финансирование от правительств их стран
Поскольку кандидаты на обучение в СССР отбирались правительствами африканских стран, в лучшие вузы Ленинграда и Москвы прибывали дети — в основном сыновья — из семей элиты.
Фото: Т. Царева / РИА Новости
Возможность часто перемещаться давала африканским студентам неслыханную выгоду: дважды в год они ездили в Западную Европу, что позволяло им покупать пользующиеся спросом товары, от электроники до синих джинсов, и позже перепродавать их советским однокурсникам. Оджагов вспоминал, что африканские студенты относились к другим «высокомерно», и это его раздражало. Советские граждане с Кавказа и из Средней Азии через противопоставление себя африканским студентам чувствовали большую включенность в советское общество, разделяя его ценности: осуждение иностранной коммерции и плохое отношение к элитам.
Фото: Валерий Шустов / РИА Новости
Евреи также играли роль в нарративе кавказских и среднеазиатских студентов о включенности в сообщество. Казбеков вспоминал, что в Ташкенте и Ленинграде он часто слышал, что пятую графу в советском паспорте, где отмечалась национальность, — называли «еврейской графой».
Хаджиев считал, что евреи были основными мишенями дискриминации в Ленинграде и Москве, особенно после того, как в 1970-х годах стало известно, что многие из них эмигрируют в Израиль
В своем исследовании правых русских в советскую эпоху Митрохин подтверждает, что в крупных российских городах евреи действительно были основными жертвами преступлений на национальной почве. Казбеков признавал тот факт, что предрассудки жителей в Ленинграде и Москве были направлены прежде всего на евреев, хотя он жаловался, что в политике, государственных институтах и в СМИ работали только белые, в то время как представителей народов Средней Азии и Кавказа там почти не было. Айбек Ботоев с чувствами вины и облегчения отмечал, что в его интеллектуальных кругах предрассудки были направлены в основном против евреев. А другие мигранты вспоминали, что анекдоты про евреев были одними из наиболее популярных после анекдотов о северных чукчах. В 1990-е гг. в интервью с кавказцами, жившими в Москве, выяснилось, что те, кто проживал в столице с советских времен, разделяли стереотипы этнических русских о евреях как о самой богатой и влиятельной этнической группе в городе в тот период.
Фото: Чумичев Александр / ТАСС
Антисемитизм играл роль общего дискурса для советских граждан, благодаря которому выходцы с Кавказа и из Средней Азии могли почувствовать свою включенность в городское население. Хотя среди интервью, которые мы провели в рамках данного проекта, нетерпимость к евреям лишь дважды косвенно упоминалась приезжими студентами. Ирина Исаакян отмечает, что в позднесоветский период академическая среда стала рассадником антисемитизма. Квоты на прием в высшие учебные заведения почти не распространялись на евреев, у которых не было официально признанной территории в СССР. Довольно часто из университетов увольняли ученых-евреев.
Источник: