«Холодная война началась всерьез» Ручные диктаторы, обман и захват власти: как США отчаянно пытались победить СССР
1950-е для большинства латиноамериканцев были временем разочарования. США, которые теперь окончательно заменили Европу в качестве модели прогресса, демонстрировали блестящее послевоенное процветание с невообразимым ранее уровнем жизни. Глянцевые журналы и фильмы показывали латиноамериканцам, чего им не хватает.
Хорошая жизнь, как заявляли американские СМИ, предполагает наличие холодильника и автомобиля. Но для большинства латиноамериканцев даже холодильник был почти недостижимой мечтой, а о машине нечего было и говорить
Показав «хорошую жизнь» внимательной и тоскующей аудитории, помогать достичь этой цели США не собирались.
В 1947-м США созвали страны полушария для подписания Пакта Рио, постоянного панамериканского оборонительного союза. В 1949-м в Китае победила коммунистическая революция, а Советская Россия испытала атомную бомбу. Холодная война началась всерьез
Достоверно известно, что линии США следовал хор карманных диктаторов, таких как Рафаэль Трухильо из Доминиканской Республики, «Папа Док» Дювалье с Гаити и Анастасио Сомоса из Никарагуа
Эта коалиция, действуя по принципу «одна страна — один голос», легко подавляла оппозицию более крупных стран,таких как Мексика, Бразилия и Аргентина. В 1954 году ОАГ опубликовала Каракасскую декларацию, в которой говорилось, что вся марксистская революционная идеология чужда Западному полушарию. Следовательно, марксистские движения, состоящие из крестьян, рабочих и студентов, должны рассматриваться как иностранное вторжение.
Теперь американские дипломаты смотрели на соседей строго через призму холодной войны. Повсюду им мерещился красный или как минимум розовый
К примеру, в Венесуэле, принимавшей встречу ОАГ в 1954 году, дипломаты США поддержали диктатора Маркоса Переса Хименеса, считая, что он в любом случае лучше националистов из партии Демократического действия. Эта партия убедительно выиграла свободные выборы 1947 года, но для Государственного департамента США была слишком красной. В то же время диктатор Перес Хименес, объявивший незаконными и Демократическое действие, и Коммунистическую партию, казался достаточно дружественным и надежным в отношении нефтяных компаний США, переживающих нефтяной бум. Подобно Трухильо, Дювалье и Сомосе, Перес Хименес был неприятен, но его все еще можно было назвать одним из «наших сукиных сынов».
После череды мрачных диктаторов Гватемала пережила захватывающее и обнадеживающее «весеннее десятилетие» между 1944 и 1954 годами
На двух демократических выборах один за другим с большим перевесом побеждали президенты-националисты — беспрецедентное событие в истории страны. Первым из этих президентов-реформаторов был Хуан Хосе Аревало, бывший университетский профессор, вернувшийся из изгнания, чтобы наблюдать за законодательными достижениями страны — в частности, социальным обеспечением, новым трудовым кодексом и новой конституцией. Вряд ли он был радикалом. Свою философию Аревало описывал как «духовный социализм» — тревожные слова для американских дипломатов и United Fruit Company, владеющей в этой стране огромными банановыми плантациями. Когда националистическое правительство потребовало повышения оплаты труда гватемальских рабочих, в Вашингтоне прозвучали обвинения в «коммунистическом» подходе. Затем пришел второй президент-реформатор, 37-летний армейский офицер-идеалист по имени Хакобо Арбенс. Этот президент вышел за рамки речей и принятия законов, чтобы добиться перемен на местах. В стране, где половину населения составляли неграмотные крестьянемайя, к которым владельцы кофейных плантаций, сохранившие большое влияние, относились почти как к скоту, Арбенс начал конфисковывать поместья и делить их между крестьянами-земледельцами. Кроме того, его правительство экспроприировало землю у United Fruit и принадлежащую иностранцам железную дорогу. Крики о коммунизме зазвучали громче как в США, так и в самой Гватемале. Правительство Арбенса делало не больше, чем до него делали другие националистические правительства, да и сами США в радикальные 1930-е. Но Гватемала была маленькой, была рядом и не так давно проявляла замечательное послушание. Более того, как и подозревали американские дипломаты, марксистские идеи для националистов Гватемалы становились все привлекательнее. Арбенс поддерживал их, как и многие активисты, способствовавшие созданию в стране профсоюзов, и низовые организаторы, проводившие земельную реформу. Некоторые стали членами Компартии, и многие, подобно миллионам других латиноамериканских националистов, считали, что США — империалистический враг, стремящийся обескровить Гватемалу. Ряд важных политиков США, включая госсекретаря Джона Фостера Даллеса, были лично заинтересованы в банановой империи United Fruit Company. Как и руководитель ЦРУ в 1954 году Аллен Даллес, брат Джона Даллеса. Большинство гватемальских генералов были гораздо более консервативными, чем Арбенс. Революционеры в правительстве Арбенса хотели вооружить народное ополчение для противодействия армии, если возникнет необходимость. Они организовали поставку оружия из Чехословакии, которая тогда входила в контролируемый Советским Союзом Восточный блок, и это стало последней каплей для американских политиков. Вскоре после этого прокси-силы США вторглись в Гватемалу из Гондураса, и вместо того, чтобы сражаться с довольно слабыми силами вторжения, гватемальская армия присоединилась к ним, сместив Арбенса. Госдепартамент объявил о знаковой победе «демократии» в Гватемале. Но военное правление оказалось крайне кровожадным. Спустя несколько десятилетий, оценив ужасающее число погибших, американские дипломаты начали рассматривать интервенцию 1954 года как чрезмерную реакцию и трагическую ошибку. Чтобы понять причину такой перемены взглядов, давайте сравним Гватемалу с Боливией, еще одной страной с преобладанием коренных народностей, аналогичными проблемами и примерно той же численностью населения.
Богатство Боливии основывалось на добыче олова, большая часть которого контролировалась тремя невероятно богатыми семьями, жившими в Европе
Говорили, что наследник семьи Патиньо, самого богатого клана из трех, получал пособие, превышающее бюджет страны на государственное образование. МНР поддерживали не только шахтерские профсоюзы, но и ополченцы из той же среды, демонстрировавшие свои настроения поистине оглушительно — бросая зажженные шашки динамита, основной инструмент своей профессии, как озорные мальчишки в других местах бросают петарды. МНР национализировало оловянные рудники и обеспечило горнякам льготы и существенное повышение заработной платы. Коренные жители Боливии, чьи крестьянские общины теряли земли на протяжении нескольких поколений, взяли инициативу в свои руки, и это позволило МНР провести серьезную земельную реформу. Почти 60 000 бедных семей получили право на земельный участок для ведения сельского хозяйства. Еще одним важным шагом революционного правительства (без сомнения, помнящего о событиях в Гватемале) было сведение мощи боливийской армии к тени прошлой силы. Однако революционные перемены не лучшим образом сказались на уровне жизни среднего класса. Крестьяне, получившие землю, теперь лучше кормили свои семьи и на городской рынок отправляли меньше продуктов. Цены, разумеется, росли. Улучшение условий для работников горнодобывающих компаний сократило прибыль основного экспортера Боливии. Более того, поскольку переработка олова полностью оставалась за пределами страны, а нефтеперерабатывающие заводы удерживали цены на олово на максимально низком уровне, рудники начали работать себе в убыток. Вследствие этого выросло влияние более консервативной части МНР, а помощь США еще больше укрепила их позиции. В долгосрочной перспективе политика «конструктивного взаимодействия» с боливийской революцией оказалась более эффективной, чем интервенция в гватемальском стиле. Боливийские крестьяне и шахтеры по-прежнему получали заслуженную землю и заработную плату, а правительство страны держалось подальше от Советской России.
По мере наступления 1950-х боевые линии холодной войны начали влиять на все, что происходило в Латинской Америке, даже на литературу
Собственно, литература в регионе всегда была политической, и во время холодной войны большинство авторов стояли на стороне левых.
Яркий пример — самый популярный поэт Латинской Америки XX века, нобелевский лауреат Пабло Неруда, страстный, экспансивный, демократичный и искренний. Его «Двадцать стихотворений о любви и одна песня отчаяния» (1924) до сих пор остаются среди самых известных и читаемых на испанском языке. Величайшей темой Неруды была сама Америка — в основном Испанская Америка, — но он путешествовал по всему миру. Как и Габриела Мистраль, Неруда был удостоен Нобелевской премии. В период с 1927 по 1945 год он поочередно становился консулом в странах Азии, Европы и Америки. Можно сказать, что такого рода дань литературному таланту — одна из латиноамериканских традиций. Сердце Неруды было с «народом», что в Латинской Америке середины XX века означало поддержку революционеров, и действительно, после Второй мировой войны он вернулся в Чили и посвятил себя революционной политике. В 1945 Неруда был избран сенатором от Коммунистической партии Чили. В 1950-х и 1960-х, когда в Латинской Америке разразилась холодная война, репутация великого поэта достигла пика.
Перевод с английского Марины Кедровой