«Это гвалт и базар!» Драки, крики и женская грудь: 30 лет назад Россия выбрала самую скандальную Госдуму в истории

Ровно 30 лет назад, 12 декабря 1993 года, в России прошли выборы в Государственную Думу I созыва. Они закончились сенсационной победой ЛДПР во главе с Владимиром Жириновским, которую писатель Юрий Карякин в прямом эфире описал словами: «Россия, одумайся, ты одурела!» Но это была первая попытка введения парламентаризма в стране, и, по мнению ряда современников, те выборы оказались самыми честными в истории современной России. Первая Дума получилась невероятно пестрой по составу. На заседаниях бок о бок сидели артисты и популисты, ученые и таксисты, Герои Соцтруда и криминальные боссы. Дума запомнилась драками Жириновского и выходками Вячеслава Марычева, постоянными склоками коммунистов и демократов, убийствами депутатов. В тени бесконечных скандалов осталась титаническая законотворческая работа, главной задачей которой было примирить стороны после тяжелого конституционного кризиса, который завершился 4 октября расстрелом Белого дома. Какой была та Дума, «Ленте.ру» рассказали первые депутаты.

Николай Травкин, основатель «Демократической партии России», член правительства в 1994-1996 годах, Герой Соцтруда:

— Я был против совмещения выборов в Думу и голосования по Конституции. Это серьезное политическое действо, которое нельзя к чему-то подверстать. Необходима отдельная программа обсуждения предложений, чтобы авторы проекта Конституции объясняли свою позицию. Все понимали, что содержательная часть переводит нас в режим единоличной власти, что не совсем подходило для периода реформ. А выступал я против указа президента №1400 о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета [от 21 сентября 1993 года]. Когда ничего добиться не удалось, я стал выступать за одновременное проведение перевыборов и депутатского корпуса, и президента.

Противостояние двух ветвей власти закончилось вооруженным путем. Более того, оно ушло в народ, в Москве началась гражданская война. Слава богу, все закончилось без большого кровопролития.

Вместо огромного парламента с 1250 депутатами требовалось выбрать более компактный. Очертить, что входит в компетенцию законодательной власти, что относится к исполнительной. Во-вторых, нужно было определить, на какой базе будем жить дальше. Вот Конституция и стала такой базой. Нужно было закрыть эту страницу. А если бы затянули, то обязательно вспыхнуло бы снова. Две трети депутатов — это как бы любительский состав. Они приезжали только на съезд и голосовали как в советское время. На постоянной же основе работали 450 депутатов. И вот решили убрать любительскую часть, строить профессиональный парламент из двух палат. Тогда считалось, что надо поковыряться в истории России. Дескать, не в первый раз страна врывается в демократию, уже была Дума, которую раздавил кровавый режим. И вот второй шанс, теперь мы умнее. Хотя в большей степени преемственность проявилась в должности царя (генсеки все же с ним не ассоциировались). Вышло очень выпукло: президент — это царь. Ближний круг между собой его так и называл.

— Выборы 1993 года я считаю самыми честными в нашей истории. Никто тогда еще не сориентировался в плохом смысле слова, то есть не были отработаны запрещенные приемы. Это были очень наивные, даже примитивные выборы с точки зрения избирательных технологий.

Николай Харитонов, в 1993 году — зампредседателя Аграрной партии России, впоследствии — член фракции КПРФ, сейчас — глава думского комитета по развитию Дальнего Востока и Арктики:

— Первая и вторая Думы были в колоссальном противостоянии [с Ельциным и администрацией президента]. Ни счетов своих, ничего не было. Грешным делом, аппарат Госдумы туалетную бумагу согласовывал с АП. Но надо отдать должное — были, пробивались ростки новой, молодой России. По крайней мере, мы стояли у истоков российского парламентаризма. Плохо ли, тяжело ли, со скрипом ли…

Я помню, окружение [Ельцина] — Гайдар, Чубайс — говорило: вы 3200 законов примете, все в стране будет хорошо, все будет нормально. И 3300 приняли… Но это тема для особого разговора. Потом пошли мы на импичмент, потому что в России ничего не улучшалось, только ухудшалось, мы знали, что сотни советников сидели у Чубайса, советовали, как проводить приватизацию и социально-экономические реформы, все мы знали. Поэтому Геннадий Андреевич [Зюганов], аграрная депутатская группа, Рыжков (народовластие), народно-патриотические силы по крайней мере сохранили, не дали окончательно распилить Россию.

Но все-таки удалось — ростки парламентаризма через «тяжело», через «не могу» пробились. Когда у нас проходит комитет, я всегда говорю: у нас одна партия — Россия, ее благополучие.

Выборы 12 декабря 1993 года принесли сенсационный результат: победу одержала Либерально-демократическая партия России, список которой возглавили Жириновский, Виктор Кобелев и Вячеслав Марычев. Свои голоса за ЛДПР отдали более 12,3 миллиона россиян, что принесло партии почти 23 процента и 64 думских мандата. Правда, занявший второе место блок «Выбор России» во главе с Гайдаром, Сергеем Ковалевым и Эллой Памфиловой (15,5 процента, более 8,3 миллиона голосов) сравнялся с ЛДПР по количеству мест в Думе благодаря одномандатникам. Но именно тогда по-настоящему зажглась звезда Жириновского, и он не был главным скандалистом Думы. Им стал Марычев. Депутат приходил на заседания с пристегнутыми резиновыми «сиськами», в солдатской шинели или робе арестанта, в рясе священника и футболке группы Megadeth. Перформансы депутата были под стать его образам. Он то размахивал эротическим журналом, то пил из банки с надписью «Моча».

Минжуренко:

— Во-первых, сказался потрясающий популизм программы Жириновского — примитивный, нелогичный, противоречащий сам себе. Плюс классическая демагогия. Все это может пройти только при совершенно неопытном в политическом отношении народе. Мы смеялись над этим, а люди поверили… Там обещали все — всем. Если такое предложить неопытному человеку, голосовать остается только за Жириновского.

Во-вторых, стремление электората к протестному голосованию. Тот жанр, который выбрала ЛДПР, находит понимание у тех из наших людей, кто готов все рушить и жестко критиковать: «Во, это по-нашему!» Похож ли стиль этой партии на финансовые пирамиды? Пожалуй, да. Жириновский выстроил политическую пирамиду. Мы тоже печатали листовки, но понимали, что за их содержание нужно отвечать. А он был совершенно без тормозов. Мог наобещать чего угодно и потом не нес за это никакой ответственности. Мы только смеялись: колбаса по 2,40, каждой женщине — по мужчине, всем — квартиры. Удвоить зарплату, утроить пенсию — это же по-нашему!

Борис Титенко, фракция «Выбор России»:

— ЛДПР всерьез тогда особо никто не воспринимал — за нее голосовали люди, падкие на право-популистские лозунги, такие везде есть. Хотя ЛДПР была то правая, то левая, на моей памяти Жириновский раза четыре сменил политическую ориентацию, поэтому тут сложно говорить как о политической партии, это такое конъюнктурное объединение лидерского типа, которое просто находило свое место.

Я вижу только одну главную причину, почему так произошло (почему ЛДПР набрала почти 23 процента голосов): мы еще не знали, что такое избирательная кампания, как ее вести, как с избирателями нужно разговаривать. А Жириновский, талантливый артист, был первым, кто начал с людьми разговаривать — через СМИ нашел контакт с людьми, и они увидели, что он с человеческими качествами, который по-человечески с ними разговаривает, не только политическими фразами, которые требуют серьезного напряжения для понимания… Вот на этом популизме он выиграл тогда. Кампанию вел один человек, это была партия одного человека, и такой она осталась на весь последующий период. Повторение такого успеха сейчас вряд ли возможно. Значительная часть избирателей, особенно демократов, внимательно следили за тем, что происходит в Думе, некоторые говорили — страна в таком положении, а они там драки устраивают, некоторые знали, что потасовки в парламентах (например, европейских стран) это дело обычное, это и до сих пор существует. Но я не думаю, что для людей это — эпатаж в Думе — было основным. Для рядового россиянина, особенно в 90-е годы, слова парламент и парламентаризм были чем-то далеким от его жизни и понимания. Мы (депутаты-демократы) понимали, что такое парламентаризм, прочитав книги о том, как устроены парламенты Европы и США. Но это не тот язык, на котором мыслило население и на котором можно было разговаривать в то время.

Алла Амелина, фракция «Выбор России»:

— У общества была определенная усталость от противостояния демократов с коммунистами, и поэтому они выбрали такую третью силу. Также не будем сбрасывать со счетов актерские таланты Жириновского, его харизматичность, умение владеть аудиторией, не очень большую зрелость гражданского общества, которое могло повестись на такие лозунги, как «Каждому мужику по бутылке водки», — все в совокупности.

Результат ЛДПР вызвал и удивление, и разочарование… Кроме того, были слишком завышенные ожидания от результата «Выбора России» — в газетах писали, что это будет конституционное большинство, что это будет победа-победа. В итоге оглушительной победы не случилось. Но я хочу отметить: я давно работаю над опровержением мифа о поражении «Выбора России». «Выбор России» сформировал самую крупную фракцию в Госдуме. Да, у нас по списку прошло меньшее число депутатов, но прошло огромное количество одномандатников. И в те времена, когда это были реальные выборы, это было круто! То есть проходили не те люди, которых включили в список, а те, которые реально боролись за место в парламенте.

В итоге — да, по спискам они получили больше, и пиар — это пиар, если есть частица правды, то ее будут максимально раскручивать, тут я Жириновского даже не виню.

Первая драка в новой Думе произошла уже в самом начале ее работы: 14 января 1994 года Жириновский повздорил в думской столовой с представителем Партии российского единства и согласия (ПРЕС) Марком Горячевым из-за места в очереди (в 1997-м тело этого человека найдут после похищения). Лидер ЛДПР — безусловный рекордсмен по числу парламентских потасовок. По самым скромным подсчетам, он устроил или поучаствовал в десятке драк. На втором месте по этому показателю — коммунист Василий Шандыбин. Одна из самых известных драк произошла 9 сентября 1995-го. В тот день парламентарии обсуждали кризис на Балканах. Вдруг лидер Национально-республиканской партии России Николай Лысенко сорвал наперсный крест с расстриженного священника Глеба Якунина под вопли Жириновского «Коля, бей его, души, рви рясу!», а сам лидер ЛДПР оттаскал за волосы члена депутатской группы «Новая региональная политика» Евгению Тишковскую.

Минжуренко:

— Сам я дрался с Жириновским два раза. Однажды выступать вышел депутат от ЛДПР, я даже не знал его фамилии: по профессии он водитель с восемью классами образования. Выступил ужасно неудачно, хотя все выступающие от Жириновского обычно инструктировались им и декларировали его заготовку. А этот депутат, простой работяга, вызвался выступать сам, без разрешения босса: волнуется, не может перед залом внятно изложить свои мысли. Жириновский решил, что он просто опозорил фракцию. Выхожу в перерыве, слышу какую-то возню. Оказалось, Жириновский поймал в коридоре этого водителя и очень грубо его разносил: «Ты куда полез, тебе кто разрешил?»

В общем, я поставил парня на ноги, встал и ударил налетевшего на нас Жириновского. Вдруг между нами выросли два его шкафа-телохранителя. Он из-за них меня кулачками своими достать не может, весь взбеленился, орет: «Да я тебя в лагерную пыль сотру!» Тогда как раз только вышла его книжка «Последний вагон на север». И вот Жириновский мне кричал из-за спин своих бодигардов: «В этом последнем вагоне первым будешь ты!» Нас растащили. Помню, что разнимал [Валерий] Борщев, он христианский демократ, против насилия. Продолжение было в Таджикистане, куда мы поехали в одной делегации. Сцепились на глазах Верховного Совета этой республики. Потом насчитали в зале девять телекамер, которые нас снимали.

По домам нас после заседаний развозили на автобусах: все фракции сидели вперемешку, оживленно дискутировали, пытались доказать свою правоту. Все грани переходили только ребята из ЛДПР. Это их особенность.

Харитонов:

— Комиссия по этике смотрела на поведение депутатов от ЛДПР порой снисходительно. Тут Владимир Вольфович иногда преуспевал в выражении чувств и знаний, и я с ним спорил, схватывались — не дрались, но надо было доказывать всем свою позицию. Приходили на заседания «с зарядом», все пытались рейтинги себе набрать, то, се. Первая Дума в этом смысле — не образец для подражания. Иван Рыбкин как мог трудился, [усмиряя депутатов]. Я осуждать — Марычева, Мавроди — не могу. Демократия.

В итоге жизнь их постепенно опрокинула. И, как река: по законам природы, если какая-то грязь, муть пошла, то на протяжении пяти километров она самоочищается. Поэтому и Государственная Дума в процессе избирательных кампаний самоочищалась, люди уже разбирались, кого надо выбирать. Хотя не исключено, что используется административный ресурс, чего греха таить, наверное, так и должно быть. Но самоочищение произошло.

«Логично мыслящий человек с нормальным чувством юмора». Депутаты — о феномене Жириновского

12 января 1994 года состоялось совещание лидеров парламентских фракций Госдумы, ознаменовавшееся скандалом: Жириновский решил, что именно он будет вести заседание, поскольку ЛДПР набрала большее число голосов. В ответ Травкин, а также Григорий Явлинский, Сергей Шахрай и Екатерина Лахова покинули зал и провели короткое совещание в коридоре, договорившись игнорировать Жириновского в переговорах.

Травкин:

— Жириновский эпатажен только тогда, когда рядом телекамеры. Если их нет, это очень логично мыслящий человек без всяких экспромтов, с нормальным чувством юмора, достаточно трезво оценивающий ситуацию. Вот когда снимают репортеры, он перевоплощается: «Мы победили!» А что это за победа? По одномандатным округам у него прошел только один депутат [Андрей Айздердзис]. Да и того через несколько месяцев расстреляли в Химках (его место в Думе и занял Сергей Мавроди, — прим. «Ленты.ру»).

По своему составу Дума первого состава была демократической. «Демвыбор России», партия Шахрая, «Яблоко», партия Федорова, «Демократическая партия России», «Женщины России». Если сложить всех демократически настроенных людей, их однозначно большинство. И это Жириновский прекрасно понимал. Поэтому, когда он выдал свой эпатаж на публику, часть людей ушла. В жизни все было иначе. Когда лидеры всех фракций собрались и сели за стол, Жириновский уже не претендовал на командование парадом. В реальности его интересовало другое — один из комитетов Думы. У них был комитет по труду и социальной защите, его возглавил избравшийся по списку ЛДПР [Сергей] Калашников, будущий министр, большой профессионал. И вот Жириновский негодовал: «Как же так, я выиграл выборы, а мне всего один комитет дали».

А комитетом по международным делам, который продолжал свою работу, руководил [«яблочник» Владимир] Лукин. Большинство комитетов контролировались представителями демократических фракций. Например, комитет по экономике был у меня в ДПР, его возглавлял [академик Олег] Богомолов.

23 февраля 1994 года Госдума приняла постановления «Об объявлении политической и экономической амнистии» и «Об объявлении амнистии в связи с принятием Конституции РФ». Под них попали более 350 тысяч человек, в том числе члены ГКЧП и участники обороны Белого дома. На свободу вышли бывшие первые лица советского правительства — Геннадий Янаев, Владимир Крючков, маршал Дмитрий Язов и другие, а также лидеры антиельцинской оппозиции 1993 года — экс-председатель Верховного Совета России Руслан Хасбулатов, бывший вице-президент Александр Руцкой, генерал Альберт Макашов и т. д. Согласно генпрокурору в ту пору Алексею Казаннику, окружение Ельцина требовало судить этих людей по статье 102 Уголовного кодекса РСФСР («Умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах»), которая предусматривала высшую меру. Поэтому решение парламента отпустить их на волю вызвало у президентской команды крайнее возмущение.

Минжуренко:

— Считаю неправильным, что дела [членов ГКЧП и лидеров Верховного Совета] не довели до суда. Наша фракция голосовала против амнистии. Однако к нашим противникам примкнули нейтральные фракции, сделали гуманный жест. В администрации президента, конечно, этого не хотели. Вот наглядный пример, когда Дума поступила вопреки Ельцину. Мой земляк и близкий друг [генпрокурор Алексей] Казанник на этом погорел. Раз большинство проголосовало за амнистию, надо было выпускать [арестованных политиков]. Это единственный закон, где не требуется подпись президента.

Дальнейшие действия АП мне не понравились. Закон об амнистии вступает в силу с момента публикации. Закон простой, его быстро отредактировали и отправили в редакцию «Российской газеты». Однако на следующий день его почему-то не опубликовали, от имени Ельцина на главреда [Наталью Полежаеву] давил [начальник службы безопасности президента Александр] Коржаков. Под разными предлогами технического характера публикацию все откладывали.

В итоге терпение главреда лопнуло. Она предупредила о публикации закона в субботнем номере. На страже выполнения этого закона стоял мой друг Казанник. В тот день ему звонили соратники [заключенных в Лефортово участников событий 1991 и 1993 годов], говорили: «После публикации прошло уже два часа, а в тюрьме даже не копошатся». Прокурор взялся за свою работу, давай всем названивать. Ему вешали лапшу: «Да выходной, все разъехались, никого найти не можем». Казанник занял очень твердую позицию. Пригрозил, что заведет уголовное дело против этих деятелей, допустивших грубое нарушение закона. Начальники моментально нашлись и распахнули темницу, хотя Коржаков чуть ли не с пистолетом в руках яростно убеждал Казанника этого не делать и угрожал ему большими неприятностями. Алексей его выгнал из своего кабинета. После этого у генпрокурора был очень тяжелый разговор с президентом. Ельцин ему нагрубил, а Казанник очень ранимый интеллигентный человек. Он написал заявление об отставке, надеялся, что президент не примет его, но тот подписал. Так что Казанник — жертва этой амнистии. Как россияне оценили деятельность первой Думы? Считаю, более продвинутые, прогрессивные люди разочаровались в ней. А напрасно: все-таки эта Дума заложила первые кирпичи в создании нового корпуса законодательных актов нашего государства.

Титенко:

— Мы выступали против этой амнистии, я считаю, что нельзя ее было проводить. Это нужно было довести до суда. Суд мог принять решение — не думаю, что их бы всех к пожизненному приговорили, может быть, даже обошлось бы вовсе без уголовной ответственности, но был бы суд, где все это было бы осуждено. В правовом государстве такого быть не должно — если нарушены законы, совершены преступления, общество и государство обязаны реагировать.

Хотя это и не стало судьбоносным решением, которое определило дальнейшую жизнь страны, амнистия вызвала деформацию правосознания элит… А современная Дума находится уже в другом государстве, в другой стране. Восьмая Дума полностью соответствует нынешнему состоянию государства.

«Многие проявляли солидарность в том, чтобы вставить Ельцину шпильку»

Травкин:

— Хотел ли Ельцин получить послушную и управляемую Думу? Тогда точно было не до того, надо было отойти от гражданской войны. Хотели бы «ручной» парламент — не решились бы избирать половину [депутатов] по партийным спискам, другую по одномандатным округам. Более того, партии регистрировались очень легко. Это вообще не регулировалось! То есть стремления отсечь неудобных уже на раннем этапе не наблюдалось. Я был внутри всей этой каши и знаю, о чем говорю.

Очень сложно оценивать события 30-летней давности из дня сегодняшнего. Никому не хочется выглядеть дураком. Так или иначе тут не избежать лукавства. Полагаю, осознанная политика в первой Думе была у двух сил — у партии власти Гайдара (им нужно продолжить начатое, для чего требуется политическая поддержка) и у коммунистов (разворачиваемся назад, но с вкраплениями вроде частной собственности). Сколько было лицемерия! По Зюганову, можно отодвинуть атеистическое прошлое и спокойно стоять со свечкой в храме. Народу же нравится! Многим тогда казалось, что у нас глубоко православный народ, все божьи люди. Идеология «Демократической партии России» тогда была — здравый смысл. Мы не можем возрождать социализм, идеи — рынок и свободы (выбора, личности…). Мы выстраиваем государственную власть исходя из интересов человека. Прежде все было в интересах государства, то есть в первую очередь власти.

Минжуренко:

— С этой Думой Ельцину было сложно. Скажем, проходит какой-то законопроект наших оппонентов, он набирает 53 процента голосов. Президент накладывает на него вето. То есть мы должны вернуться к обсуждению этого законопроекта, учесть замечания [Ельцина] и заново проголосовать. Но теперь требуется уже 2/3 голосов. Так вот [предложившая законопроект] фракция начинает гудеть: как это он посмел отклонить?! Они не перерабатывают законопроект, замечания не учитывают, повторно выносят его на голосование и набирают 70 процентов. Депутаты голосуют назло президенту! Такое было не раз и не два. То есть сперва законопроект едва проходит, а после вето вдруг набирает 2/3. Многие проявляли солидарность в том, чтобы вставить Ельцину шпильку.

Сначала наш парламент опасно забуксовал. Для положительного решения по законопроекту нужно набрать 226 голосов на табло. Прямо волнуешься, когда докладываешь: какая же цифра выскочит? У нас была самая многочисленная фракция. Да, жириновцы победили в пропорциональных выборах — по партийным спискам, но к нам пришло много [депутатов] из мажоритарных округов. И все-таки, чтобы законопроект прошел, нужно уговорить сразу несколько фракций.

Травкин:

— Очень сложно проходили выборы председателя Думы. Во второй тур выходили [представитель Аграрной партии Иван] Рыбкин и штангист, [олимпийский чемпион Юрий] Власов. Переговоры с ним вел я: «Все равно ты не победишь, но коммунисты могут использовать ситуацию».

На следующий день Власов вышел на трибуну: «Я не снимаю свою кандидатуру, я спортсмен и никогда не сдавался, но я прошу тех, кто собирается голосовать за меня, проголосовать за Рыбкина». Тот стал компромиссным вариантом. Это была переходная Дума, и в ее задачу входило не столько законотворчество (за два года многого не успеешь), сколько примирение.

Титенко:

— Хотя я и против Рыбкина голосовал во время выбора председателя, и вся наша фракция была против, и свою позицию мы высказывали (голосовать за члена КПРФ, да еще активного такого коммуниста, мы не могли), но как личность он оказался выше, чем просто носитель идеологии. Оказавшись на посту четвертого человека в государстве, председателя Госдумы, он свою роль осознавал, тесно работал с администрацией Ельцина и в целом позитивную роль сыграл.

Минжуренко:

— Рыбкин называл нашу Думу не первой, а пятой — тянул ниточку еще от царского парламента. Так и говорил из президиума: «Очередное заседание пятой Государственной Думы объявляется открытым». Как историк, я Рыбкина в этом поддерживал, мне идея преемственности понравилась. Но, кажется, кроме нас двоих никто эту связь времен особо не подхватил.

«Не менять ценности нельзя». Зачем в Думу рвались все, от артиста до афериста

Заниматься политикой после развала СССР стало модным. На выборах 1993 года баллотировалось много людей, для которых депутатство не было основной целью. В первых тройках партийных списков шли всемирно известный офтальмолог Святослав Федоров, космонавт Виталий Севастьянов, гендиректор «КамАЗа» Николай Бех, ученые Константин Фролов и Олег Богомолов, артисты Наталья Гундарева, Олег Басилашвили, Николай Губенко… Центральной фигурой в этом списке был кинорежиссер Станислав Говорухин, один из лидеров ДПР.

Травкин:

— Говорухина я уговаривал идти в политику. Он был очень популярным. Его пример — самый показательный контраргумент на тему «я ценности не меняю». Даже такие личности, как Говорухин, показали, что не менять ценности нельзя. Вот вчера поставил на дыбы страну фильмом «Так жить нельзя», а через два года выпускает фильм «Россия, которую мы потеряли». И опять под общий восторг, под аплодисменты.

Титенко:

— Наша фракция была категорически против войны. Где-то недели за две или три перед тем, как эта война началась, в кабинете Гайдара было совещание, в котором участвовали в том числе Сатаров, помощник Ельцина, несколько депутатов… И там обсуждали, как донести до Ельцина, что нельзя эту войну начинать. Мне тогда было поручено по итогам совещания все это сформулировать, записать в качестве проекта записки от Гайдара Ельцину. Много советов дал Сатаров с точки зрения того, как сформулировать некоторые тезисы с учетом… характера адресата (смеется).

И в этом письме мы говорили, что государство имеет полное право проводить спецоперации против людей, нарушающих закон, в любой своей точке, в том числе на Кавказе, что это все допустимо и, может быть, даже необходимо. Но развертывание в стране боевых порядков войск на Кавказе — это очередная кавказская война, в которой мы завязнем и которая принесет нам очень много бед, поэтому нельзя ни в коем случае там проводить войсковых операций. Вот эта точка зрения пошла Ельцину, но услышана не была.

Но в итоге война началась, и я думаю, что черта под ней еще не подведена. Считалось делом чести поехать туда, где стреляют. Это наш долг, мы были [морально] обязаны, и я трижды ездил в Чечню и соседние республики, с военнослужащими работали. Даже были идеи организовать депутатский пост на передней линии, чтобы постоянно Дума получала информацию не только из СМИ, но непосредственно от депутатов, которые там дежурили.

«Думаю, что пятая российская Дума сделала очень и очень много, — сказал на прощание Рыбкин, снова назвав первую Думу пятой. — По достоинству это может быть оценено чуть позже. Совершенно не согласен с теми вольными трактовками, которые идут сейчас в режиме предвзятости».

Первое заседание Думы II созыва 16 января 1996-го началось с минуты молчания в память о жертвах терактов в Кизляре и Первомайском. Страна погружалась в траур, на Северном Кавказе бушевала война.